Delirium/Делириум - Страница 28

— Алло? Есть кто-нибудь? — окликаю я, оказавшись в холле. Здесь, как всегда, темно и так прохладно, что я сразу покрываюсь гусиной кожей. Я много раз бывала у Ханны, но меня по-прежнему поражает мощь кондиционера, скрытно гудящего где-то в стенах. Пару секунд стою недвижно и наслаждаюсь запахами чистоты: мебельной политуры, средства для чистки стёкол и свежесрезанных цветов. Сверху, из комнаты Ханны, доносится громкая, ритмичная музыка. Пытаюсь сообразить, что это за песня, но не могу разобрать ни слов, ни мелодии — она перекрывается такими гулкими басами, что пол дрожит.

Взобравшись по ступенькам, я не сразу вхожу в комнату Ханны. Дверь закрыта, но музыка, которую я никак не могу узнать, орёт так, что всё вокруг трясётся. Напоминаю себе, что дом Тэйтов со всех четырёх сторон защищён деревьями и палисадником, к тому же вряд ли кто отважится настучать на неё регуляторам. Эта музыка не похожа ни на какую другую — пронзительная, кричащая, неистовая. Невозможно даже разобрать, кто поёт — мужчина или женщина. По моему позвоночнику как будто пробегают чьи-то лёгкие пальцы, и словно бьёт слабым током. Это ощущение мне знакомо с самого детства, когда я, бывало, забиралась на кухню в надежде стянуть из кладовки лишнее печеньице. Как раз за мгновение до того, как раздавались поскрипывание и постанывание половиц под мамиными ногами, у меня и возникало это ощущение тока между лопатками. Я поспешно отворачивалась, пряча и руки, и мордашку — они были все в крошках и выдавали меня с головой.

Я встряхиваюсь и толкаю дверь в спальню Ханны. Моя подруга сидит за компьютером, упершись ногами в край стола, кивает головой в такт музыке и отбивает ритм ладонями по коленям. Заметив меня, она ударяет пальцем по клавише, и музыка мгновенно обрывается. Странное дело — упавшая тишина кажется такой же громкой.

Ханна перебрасывает волосы через плечо и отъезжает от стола. По её лицу проносится какая-то тень — я не успеваю понять, что значит это мимолётное выражение.

— Привет! — щебечет она — немного слишком весело. — Я не слышала, как ты вошла.

— Да ты не услышала бы, даже выбей я дверь! — говорю я и падаю на её кровать — огромную, с тремя перинами. Словно лежишь на облаке. — Что это было?

— Что? — Она поднимает ноги, прижимает колени к груди и описывает полный круг на вертящемся стуле. Я приподнимаюсь на локтях и пронзаю её взглядом. Обычно, если Ханна начинает вести себя таким вот дурацким образом — значит, что-то нечисто.

— Музыка, — говорю я, но она по-прежнему смотрит на меня ничего не выражающими глазами. — Тут такой ор стоял, когда я вошла — чуть барабанные перепонки не полопались.

— Ах это... — Ханна смахивает с лица прядку — ага, ещё один признак! Когда, например, она блефует в покере, то вечно теребит свои волосы. — Да так... Одна новая группа. Нашла в Сети.

— На БРМФ? — допытываюсь я. Ханна обожает музыку, и в последние годы перед старшей школой часами сёрфила по БРМФ — Библиотеке Разрешённой Музыки и Фильмов.

Ханна смотрит в сторону.

— Н-не совсем...

— Что значит «не совсем»?

Интранет, как и всё остальное в Соединённых Штатах, контролируется и мониторится ради нашего блага. Все вебсайты, всё их содержимое пишется специальными правительственными агентствами, включая Перечень Дозволенных Развлечений, который пересматривается раз в два года. Электронные книги идут в БРК — Библиотеку Разрешённых Книг, а фильмы и музыка — в БРМФ, и за маленькую плату можно скачать их на свой компьютер. Если он у тебя есть. У меня нет.

Ханна вздыхает, по-прежнему не глядя мне в лицо. Наконец, она вскидывает на меня глаза:

— Ты обещаешь, что никому не скажешь?

Вот теперь я съезжаю на краешек кровати и сажусь, выпрямив спину. Ой, что-то мне этот взгляд не нравится! Не доверяю я ему.

— Ханна, в чём дело?

— Ты никому не скажешь? — настаивает она.

В голове всплывает воспоминание: мы стоим в ярком солнечном свете на пороге лаборатории в День Аттестации, и Ханна шепчет мне на ухо странные слова о счастье и несчастье. Внезапно я пугаюсь. Не знаю, чего боюсь больше — её или за неё. Но киваю:

— Конечно, не скажу.

— О-кей. — Она опускает глаза и пару секунд теребит край своих шорт, потом набирает полную грудь воздуха. — Понимаешь, я тут на прошлой неделе познакомилась с одним парнем...

— Что?! — Я чуть не сваливаюсь с кровати.

— Остынь, — говорит она и поднимает ладонь вверх. — Он Исцелённый, сечёшь? Работает на муниципальное правительство. Вообще-то, он цензор.

Моё сердце успокаивается, и я снова опускаюсь на подушки.

— О-кей. Ну и?

— Ну и... — тянет Ханна. — Мы с ним вместе сидели в очереди к врачу. Ну, ты знаешь, к физиотерапевту. — Ханна как-то подвернула лодыжку и теперь раз в неделю должна ходить на физиотерапию, чтобы поддерживать тонус. — Мы разговорились.

Она замолкает. Что-то я не могу сообразить, к чему она клонит, и каким боком эта история касается музыки, которую она слушала. Поэтому сижу, не вякаю и жду продолжения.

— Ну вот, — вновь заговаривает Ханна, — я рассказываю ему про экзамены, про то, что собираюсь в университет, а он мне про свою работу — чем занимается, ну, знаешь, каждый день. Он кодирует доступ в онлайн, то есть делает так, чтобы народ не смог писать, что вздумается, или помещать в Сети, что хочется, всякую там лживую информацию или «особые мнения», — она показывает пальцами «воздушные кавычки» и закатывает глаза, — и прочее в том же духе. Он что-то вроде охранника, только в Интранете.

— О-кей, — снова говорю я. Хорошо бы, чтобы Ханна перешла к сути, ведь про строгости в Интранете я хорошо наслышана, и не я одна — о них все в курсе; но если её торопить, она, пожалуй, совсем заткнётся.